Карина Локтионова

Как известно, филфак – факультет любви. О любви к языкам, о комплиментах синхронистам, о том, возможно ли выжить на зарплату переводчика, и куда отправиться, чтобы встретить Анджелину Джоли, рассказывает выпускница Филологического факультета СПбГУ, а в настоящее время еще и переводчица ООН Карина Локтионова.

Фотографии из личного архива Карины Локтионовой

– Карина, последний раз вживую мы виделись с тобой в далеком 2012-ом году. Это было начало твоей американской истории: ты уже начала ездить в США, чтобы работать там переводчиком. Но давай вспомним, как все начиналось. Выбор филфака был осознанным или случайным? И почему именно английская филология?

Выбор был определенно осознанным. Еще в девятом классе школы я поняла, что хочу стать переводчиком ООН, и учиться мне хотелось именно в Санкт-Петербурге: у меня там жили родственники. После девятого класса я поехала в Петербург специально для того, чтобы заглянуть в СПбГУ, приобрести книги и пособия для подготовки к поступлению, посмотреть на университет. К слову, до девятого класса мои успехи в изучении иностранных языков были довольно посредственными. Одна из моих репетиторов даже как-то сказала родителям: «Не мучайте ребенка. У нее просто нет таланта к языкам. Пусть займется чем-нибудь другим». Сейчас, добавляя к своей языковой комбинации пятый язык, я понимаю, насколько часто в России ставят на людях клеймо и внушают им, что они бесполезны.

– Вопреки такому «приговору» ты пошла на филфак. Не боялась, что слова репетиторов окажутся пророческими, или считала, что упорным трудом и любовью к делу можно добиться успехов?

К счастью, в 10-м и 11-м классах я занималась с чудесным репетитором, которой удалось найти правильный подход к преподаванию английского и моей подготовке к поступлению. Благодаря ей у меня появилась уверенность и осознание того, что ничего невозможного нет. Я верю, что упорный труд и любовь к делу компенсируют недостаток таланта. Сейчас многие говорят, что у меня талант к языкам, хотя я по-прежнему считаю, что успехов мне удалось добиться в основном благодаря трудолюбию, требовательным преподавателям и удаче ☺

– Если бы у тебя была такая возможность, какой курс филфака ты бы прослушала еще раз? О каком преподавателе вспоминаешь чаще всего? Есть кто-то, кто заложил в тебя те знания, которым ты пользуешься теперь каждый день?

СПбГУ стал для меня настоящей «путевкой в будущее». Я приехала из Воркуты, маленького северного города, поэтому первые два курса мне казалось, что все вокруг меня были умнее, образованнее и интереснее. Я считала, что нужно было постоянно «догонять» моих однокурсников, выросших в Петербурге. Мне очень нравились практические занятия по языкам (в моем случае – по английскому и французскому), но и общие лекции, например, по литературе, дали мне знания, которыми я и сейчас очень горжусь. Из преподавателей часто вспоминаю Е. А. Лунченкову, Е. А. Яковлеву, М. В. Куприянову, Б. В. Аверина. Иногда мне кажется, что в университете мне давали больше информации, чем я могла физически усвоить, но в итоге многое отложилось и пригодилось в дальнейшем.

– Ты не стала поступать в магистратуру филфака, а выбрала курс переводчика в Высшей школе перевода при Институте А. И. Герцена. Почему? Понимала уже, что хочешь идти по стезе переводчика?

Эту историю я вспоминаю до сих пор. На самом деле, я собиралась поступать в магистратуру филфака и уже знала, что хочу заниматься синхронным переводом. За несколько недель до защиты диплома мне посоветовали попробовать сдать экзамены в ВШП. До этого момента я даже не знала, что это за школа. В тот же день погуглила, поняла, что вступительных экзаменов – 9, что до них остается пара недель, а у меня еще защита и выпускные экзамены, так что особой надежды я не питала, но решила все равно подать документы и посмотреть, что из этого выйдет. В итоге все экзамены я сдала и с сентября начала учебу в ВШП.

– Расскажи, как выглядела учеба в ВШП.

Если честно, я эпизодично помню тот год, потому что, как мне кажется, я занималась сорок восемь часов в сутки ☺ Программа ВШП очень насыщенная. В первом полугодии основной упор делался на русский язык и последовательный перевод во всех комбинациях (в моем случае – русский/английский/французский), а во втором полугодии добавлялся синхрон – тоже, как минимум, с обоих иностранных языков на русский и с русского на первый иностранный язык. По желанию можно было принимать участие и в занятиях по синхрону с русского на второй иностранный. Мы учились шесть дней в неделю, и, если мне не изменяет память, занятия шли с 10 до 20 часов. Конечно, были перерывы, но мозг к концу дня отключался. С другой стороны, это потом очень пригодилось в работе. 90% занятий носили исключительно практический характер.

– Кстати, насчет перевода в обе стороны: нам как-то говорили, что только в России переводчиков готовят для перевода в обе стороны, а в Европе – только на родной. Как ты к этому относишься?

На самом деле, в Европе тоже переводят в обе стороны, но для этого необходимо сдавать отдельный экзамен, и обычно мало кто с ним справляется. В ООН перевод действительно разрешен только на родной язык, а вот на рынке фрилансеров в России переводят на все возможные языки, даже иногда с одного иностранного на другой. Я считаю, что переводить на иностранный язык можно не хуже, чем на родной, но этим нужно заниматься отдельно.

– В ВШП тебя пригласили на стажировку в ООН в Нью-Йорк. Потому что ты была лучшая? Какие еще были возможности?

Из нашего выпуска многие поехали на стажировку в ООН, но только двоих с курса (меня и еще одну девушку, которая потом работала в МИДе, а теперь – со мной в Нью-Йорке) пригласили стажироваться именно в службу синхронного перевода ООН в Нью-Йорке. После ВШП открывались разные возможности: кто-то сразу начинал работать фрилансером, кто-то – штатным переводчиком, некоторых пригласили в МИД, кого-то – в отделения ООН в Нью-Йорке, Женеве, Найроби, Вене и т.д., кто-то сдал экзамены в Еврокомиссию и потом ездил туда на временные контракты.

– Стажировки продолжались по полгода. Вторую половину года ты проводила в Петербурге. Чем занималась?

Стажировка в ООН была рассчитана всего на пару месяцев. После нее я вернулась в Петербург и стала фрилансить (успела поработать на Британский совет, Торгово-промышленную палату, ИНТЕРПОЛ, Олимпийский игры в Сочи, Экономический форум, Юридический форум, частный сектор и пр.). Какое-то время я работала в переводческой компании «Eclectic Translations», а потом меня пригласили переводить на сессии ЮНЕСКО. Параллельно я сдавала экзамены на штатные переводческие должности в ООН, а через год после стажировки меня пригласили на первый временный контракт на сессию Генеральной Ассамблеи. Таких контрактов у меня было два, и между ними я по полгода проводила в Санкт-Петербурге. Это было непростое время: по сути, приходилось жить на два континента, а поскольку дома я фрилансила, каждый раз, когда я уезжала в Нью-Йорк, мне приходилось отдавать своих клиентов коллегам, а по приезде – снова искать клиентов и начинать все сначала. Уже после моего первого временного контракта я поняла, что хочу жить и работать в Нью-Йорке, и стала подавать документы в магистратуру разных университетов. В итоге я поступила в четыре из шести университетов и выбрала Нью-Йоркский университет, поскольку он был недалеко от ООН и предлагал гибкую программу обучения, которая позволила бы мне совмещать работу с учебой. Тогда же я стала заниматься профессионально сальсой и с тех пор объездила со своей труппой полмира ☺ 

– Как находила время для хобби? Не было ощущения, что слишком много на себя берешь

Я танцевала с детства и знала, что физическая активность мне просто необходима, особенно после 8-10 часов перевода и вечерних лекций в университете. Танцы всегда были моей отдушиной, и, хоть и энергии оставалось не очень много, настроение после репетиций у меня всегда было приподнятое.

– В итоге в 2014 году тебя приняли в ООН на постоянную основу. Не страшно было уезжать на другой конец мира?

Да, в конце 2013 года мне предложили двухлетний контракт на 2014–2016 годы, а в 2016 году – постоянный. К тому времени я уже настолько полюбила Нью-Йорк и работу в ООН, что уезжать было нестрашно, хотя мне и пришлось оставить в России свою семью и друзей.

– За границей люди гораздо более доброжелательны в общении. Но мне кажется, что им не хватает душевности и эмпатии, свойственной славянским народам. Не чувствовала себя «a legal alien in New York»? 

Согласна. Сначала действительно было достаточно одиноко, но мне помогли танцы: на занятиях я встретила много очень интересных людей, которые остаются моими друзьями и по сей день. К тому же в ООН стали приезжать и другие выпускники ВШП, так что в какой-то момент у нас образовалась своя тусовка. Параллельно добавились друзья из университета. Сейчас, наверное, русскоязычных друзей у меня немного, но все, с кем я общаюсь (в том числе, иностранцы), обладают этой душевностью, которую я искала.

– Вернемся к работе переводчика. Поначалу ты делала ставку на синхрон. Это, пожалуй, самый сложный вид перевода. Каким был твой первый опыт? На каких мероприятиях приходилось работать? Адреналин зашкаливал?

Да, я шла в ВШП именно ради синхронного перевода, и была очень рада, когда меня пригласили на стажировку в ООН. Следующие три года я работала устным переводчиком (в перерывах между контрактами в ООН) в России. Мой первый опыт синхрона был положительным. Я переводила на одной из конференций в университете им. Герцена. К тому времени я уже несколько месяцев тренировалась на занятиях по синхронному переводу в ВШП, поэтому более-менее представляла, что от меня требуется и как справляться со стрессом. Волнительно было всегда, но «выход в эфир» из кабины лично для меня мало чем отличался от выхода на сцену (чем я регулярно занималась с шести лет). Конечно, в работе синхронного переводчика постоянно сохраняется элемент неизвестности, но синхрон – это навык, а значит, ему можно научиться ☺

– Когда-то одна моя преподавательница сказала, что переводить синхронно ей проще, чем последовательно: не приходится запоминать большие отрывки. Тоже так считаешь? Что самое главное в работе синхрониста? 

Думаю, это зависит от конкретного переводчика. Последовательный перевод и синхрон требуют разных подходов. У меня есть коллеги, которые обожают переводить последовательно и ненавидят садиться в кабину и наоборот. Признаться, мне долгое время тоже было легче переводить синхронно. Думаю, дело в том, что при синхронном переводе я всегда чувствовала себя «в домике», более защищенной, чем на сцене перед аудиторией или за столом переговоров. Я, например, любила представлять себя просто «голосом в наушниках». Причем лучшим комплиментом всегда считаются реплики в стиле «Ой, вы переводчик? Мы вас даже не заметили!». Ведь это означает, что переводчик настолько хорошо умеет передать сказанное оратором, что слушателям кажется, что в наушниках звучит голос не переводчика, а самого оратора.  При последе тебе приходится не только слушать и параллельно вести запись, но и потом выступать на аудиторию. Для многих это настоящий стресс. В зале могут начать задавать дополнительные вопросы или высказывать свои комментарии, к чему тоже надо быть всегда готовым. Думаю, в работе синхрониста главное – любить свое дело, основательно готовиться к каждому проекту (составлять глоссарии, штудировать материалы по теме конференции, тренироваться на других выступлениях/лекциях по той же теме и т.д.), продолжать повышать уровень владения всеми рабочими языками, расширять фоновые знания и углублять специализированные.

– А что насчет парной работы? Зависит ли эффективность твоего перевода от напарника? Есть ли момент солидарности друг с другом, когда напарник, видя, что ты зависаешь, пытается помочь или же он эти 20 минут отдыхает, чтобы вновь вступить в бой?

Мне всегда было комфортно работать с напарниками, на которых я могла положиться. Никогда не знаешь, что на тебя свалится во время перевода, поэтому работать с кем-то, кто при случае сможет тебе помочь, записать цифры, найти какие-то незнакомые термины в Интернете – одно удовольствие. На «легких» конференциях коллеги, бывало, выходили из кабины, чтобы отдохнуть, к чему я тоже всегда относилась спокойно.

– Случалось ли, что ты забывала или не знала слова во время перевода? Как выкручиваться в такой ситуации – времени-то на раздумья нет?

Да, конечно! На этот случай у синхронистов припасены специальные стратегии. Главная задача не в том, чтобы перевести все слова, а в том, чтобы передать идею. Если идея понятна, то всегда можно перевести описательно (а параллельно искать в Интернете незнакомое слово или термин, если это ключевое понятие, либо попросить заняться этим коллегу). Если что-то упускаешь, то всегда можно компенсировать это позже. Я старалась связываться с ораторами до выступлений и просить у них либо презентации, либо какие-то материалы для подготовки, или же просто узнавала у них в целом, о чем они собираются говорить. Мне кажется, 90% успеха зависит именно от того, насколько тщательно переводчик готовится.

– Итак, ты работаешь синхронным переводчиком в Нью-Йорке и при этом учишься. Где же?

Когда меня пригласили на двухлетний контракт в ООН, я работала уже не синхронистом, а переводчиком службы стенографических отчетов (переводила выступления делегатов в Генеральной Ассамблее и Совете Безопасности). Работы было много, потому что каждый день в этих органах проводится по несколько заседаний, и перевод выступлений в Совете Безопасности, например, должен быть готов к утру следующего дня. Это было очень интересно: мне удалось переводить и Барака Обаму, и Елизавету II, и Николя Саркози, и Анджелину Джоли, и многих других президентов, премьер-министров и известных личностей. Параллельно я училась в магистратуре Нью-Йоркского университета (NYU) на программе «Государственное управление и менеджмент неправительственных организаций».

– Почему такая специальность?

Мне хотелось получить образование, которое было бы связано с моей работой в ООН и при этом позволило мне расширить знания в сферах финансов, статистики, экономики, международных отношений и т.д. Кстати, свою дипломную работу я как раз писала с Программой развития ООН. Она была посвящена достижению целей в области устойчивого развития, разработанных ООН, в Свазиленде (сейчас – Королевство Эсватини), куда я ездила на три недели для сбора данных, проведения семинаров с правительством страны и разработки стратегии достижения этих целей на национальном уровне.

– Очевидно, что система обучения в США и России сильно отличается. Какие, по-твоему, преимущества имеет американская система? А что лучше продумано в российской?

Да, системы действительно отличаются. В России, мне кажется, дают отличные фоновые знания, позволяющие формировать целостную картину мира. В США же больше внимания уделяют практическим навыкам и конкретной специализации. 

– А что касается отношений «преподаватель – студент»? Когда я училась в Польше, эта разница в общении меня поразила: не было барьера, дистанции между «мастером» и «подмастерьем». Студенты и преподаватели могли вместе встретиться за кружкой пива, даже сами пары выглядели иначе – скорее, напоминали дискуссии, чем лекции. Как это выглядело в Америке?

Здесь то же самое ☺ Граница между преподавателем и студентом стирается. Это очень вдохновляет и способствует развитию инновационных и креативных идей. В США ко всем студентам относятся уважительно. Я никогда не слышала ни одного нелицеприятного комментария в адрес студента (в противном случае преподавателя могут просто засудить). Большинство занятий здесь проходят в формате дискуссии.

– В какой-то момент ты оставила синхронный перевод и перешла на письменный. Чем ты теперь занимаешься?

Синхроном я перестала заниматься, когда мне предложили постоянный контракт. Я перешла в службу письменного перевода, т.к. там было больше возможностей для профессионального роста. На последнем курсе магистратуры я стала параллельно работать консультантом pro bono в разных неправительственных организациях по всему миру и занимаюсь этим уже три года. Это позволяет мне использовать навыки, которые я получила в Нью-Йоркском университете, заниматься проектами, посвященными устойчивому развитию, экологии, образованию и пр., и, конечно, перенимать опыт у коллег и заводить новые знакомства.

– Не могу не спросить про ситуацию с коронавирусом. Переводческая братия пострадала за эти месяцы, особенно устные переводчики. А ты?

К счастью, нас коронавирус затронул только по касательной: теперь мы все работаем из дома, но работы, кстати, только прибавилось.

– А что с финансовой стороной профессии – реально ли жить только на средства от переводов?

Если работать в ООН, то да ☺

– Ты уже шесть лет живешь в Америке. Можешь сказать о себе, что под воздействием новых реалий изменился твой менталитет?

Я всегда буду гордиться тем, что выросла в России и что я разделяю ценности, которые считаются особенно важными в нашей стране, но с переездом в Америку мое мировосприятие действительно несколько изменилось. Я стала намного более толерантной и открытой, более восприимчивой к новым веяниям. Каждый раз, когда я прилетаю в Россию, мои родственники и друзья говорят, что я стала «американкой». В целом, ценности мои мало изменились, но отношение к жизни – точно.

– Что бы ты посоветовала студентам филфака? На что обращать внимание во время учебы?

Считаю вправе что-то советовать только студентам кафедр перевода, поскольку сама окончила кафедру переводоведения. Перевод надо либо очень любить, либо не заниматься им вообще. Это даже не профессия, а состояние души, как мне кажется. Я бы сказала, что основной акцент стоит делать на практические занятия и постоянное совершенствование навыков. Чем больше вы почерпнете во время учебы, тем проще будет ориентироваться на рынке труда. Хороших переводчиков по-прежнему мало, так что, если вы готовы вкладываться в любимое дело, постоянно развиваться и совершенствовать свои навыки, у вас есть все шансы найти достойную и интересную работу и – что самое главное – получать от нее огромное удовольствие. 

 Автор: Анаида Велян